Моделирование красоты или Метод Сильвы для женщин (часть 7)

Зеркало – совесть женщины; она ничего не сделает, не посоветовавшись с ним.
Моисей Сафир, писатель

В украинском языке, который является родным для автора этой книги, существует два термина для определения понятия «красота». Первый из них – это слово «врода». Кстати, еще не так давно, лет пятнадцать-двадцать тому назад, на просторах бывшего Советского Союза огромной популярностью пользовался один их немногих тогда доступных журналов польский женский журнал о красоте, который так и назывался «Урода». Не подумали издатели этого во всех отношениях симпатичного журнальчика о том, что русского уха слово «урода» приобретает значение совершенно диаметральное его польскому значению. Но как бы там ни было и слово «врода» (урода) в значении красота, и то же слово в значении некрасивости восходит к одному и тому же корню – род, родиться. Иными словами – каким ты уродился, таким будешь жить и таким помрешь. Твое состояние предопределено и ты можешь быть только фигурой на шахматной доске и ничем более.

В украинском языке есть также как и в русском, слово «красота». И если термин «врода» больше используется для определения качеств человеческого тела, то слово «красота» используется чаще всего для определения более отвлеченных понятий – красота природы, например.

Однажды автору довелось провести несколько дней своего отпуска в одном из сел Западной Украины. Как водится, одной из туристических приманок в таких местах является домашнее парное молочко – «Ну прямо сразу от коровы», - как говорят здешние хозяйки и конечно коров здесь любят, уважают и прямо-таки холят. И, конечно же, каждая хозяйка норовит дать своей любимице самое красивое имя. А поэтому оказалось, что добрая половина коровьего стада носит имена (в различных вариантах) производные от корня «крас». Так что вечером в селе только и слышно – «Краса!», «Краська», «Красуля», «Красуня!». Но корень «крас» в украинском языке связан не только с понятием «красоты».

От этого корня образовано также множество слов, связанных с обозначением яркости, многоцветности, пестроты. Стоит напомнить при этом, что знаменитая московская Красная площадь получила свое название не от ее цвета, а именно от яркости, пестроты, красоты этого места.

А Варвара-краса? А красны девицы наших песен и сказок? И вообще в русском языке слово «красный» как указатель цвета, появилось достаточно поздно, общеславянское слово обозначающее красный цвет – это «червонный». Отсюда и червонное золото. Просто нашим предкам нравился, очевидно, яркий червонный цвет, вот и постепенно стали они его называть красивым. Все что пестрое, многоцветное, яркое, красивое привлекает наше внимание. Быть красивой – это значит быть привлекательной, привлекать внимание, выделятся на фоне однообразия.

Следовательно, возникает вопрос, а каким образом это сделать, каким образом выделить себя на фоне и так достаточно пестрого мира? Ответ прост – выстроить свой собственный алгоритм создания и поддержания красоты и следовать ему неукоснительно. Но для того, чтобы это сделать, сначала необходимо понять, зачем Тебе нужна красота?

Одно из самых провокационных исследований физической привлекательности было проведено в 1970-х годах Майклом Эфраном из университета Торонто. Молодой ученый, как и все мы, хорошо осознавал, что физическая привлекательность высоко ценится и относится к числу желанных качеств в большинстве культур и обществ и что она дает множество преимуществ ее обладателям.

Эфран поставил перед собой следующий вопрос: как далеко простираются преимущества людей, обладающих физической привлекательностью? Способны ли обладатели привлекательной внешности остаться безнаказанными после совершения преступления? Ученому представлялось, что на решение суда присяжных вполне может оказывать влияние физическая привлекательность обвиняемого.

Эксперимент начался с того, что Эфрон опросил большую группу студентов с целью выяснить, считают ли они, что на присяжных должна влиять физическая привлекательность обвиняемого. Он также попросил их ответить на вопрос, должны ли учитываться личность и история жизни обвиняемого. Ответы, полученные на два эти вопроса, заметно разнились. Как добропорядочные граждане и справедливые люди семьдесят девять процентов опрошенных посчитали, что на присяжных должны оказывать влияние личность и история жизни обвиняемого, но только семь процентов придерживались мнения, что влияющим фактором должна быть физическая привлекательность.

Если верно, что большинство людей полагает, что внешность обвиняемого не является существенным фактором то, казалось бы, очень трудно найти подтверждения влияния внешности обвиняемого на решения присяжных. Оказалось, что нет. Майкл Эфран обнаружил, что это довольно легко. Были инсценированы судебные слушания с жюри, которое в некоторых случаях состояло только из мужчин, а в некоторых – только из женщин, и присяжных просили представить, что они члены суда факультета, который слушает дело студента, обвиняемого в том, что он пытался сдать экзамен нечестным способом. «Доказательства» были довольно неубедительными - видели, что обвиняемый переговаривался с другим студентом во время экзамена, но о чем именно, неизвестно.

В некоторых случаях обвиняемый был мужчиной, в других женщиной, и присяжным предлагалась фотография привлекательного или непривлекательного человека. Их задача состояла в том, чтобы определить вероятность виновности, а также суровость наказания, если обвиняемый признавался виновным. Эфран обнаружил, что, несмотря на выражавшееся присяжными твердое убеждение, что физическая привлекательность не должна играть роли при принятии решения, они были менее уверены в виновности привлекательных обвиняемых и предлагали гораздо более мягкое наказание для них.

Особенно явственно тенденция к крайне снисходительному отношению к привлекательному ответчику проявилась тогда, когда ответчиком была миловидная девушка, а жюри присяжных состояло только из молодых мужчин. Почему так происходит? Да потому, что мы гораздо больше, чем нам кажется, являемся животными, а следовательно наши казалось бы осознанные решения диктуются инстинктами.

На одном из моих семинаров (а дело было если не ошибаюсь в Киеве) присутствовал человек, который никак не мог согласиться с теорией Дарвина. И когда я стал рассказывать о том, как животные привычки и инстинкты работают в нас людях, он встал, и во всеуслышание объявил:
- Я никак не могу согласиться с тем, что мой прадед был обезьяной.
- Я вас понимаю, - ответил я, - я тоже не хотел бы соглашаться с тем, что собственный прадед был обезьяной. Мой прадед был учителем.

Но шутки в сторону. Нашими далекими, ну очень далекими предшественниками были все-таки животные. Не обезьяны – ведь они так и остались обезьянами, но животные очень на них похожие. Да и мы-то, в конце концов, очень на обезьян похожи. С шимпанзе, например, нас объединяют 98% общих генов. В этом нет ничего постыдного для человека – похожесть не является тождественностью. Хотя, если разобраться, то, что плохого в обезьяне? Разве то, что она осмелилась быть похожей на людей? Вместо того чтобы обижаться на братьев своих меньших, стоит беспристрастно разобраться в том, как и почему они ведут себя именно таким образом. Это понимание может открыть тайные причины наших поведенческих реакций.